Елена Руденко - Смерть в Версале[редакция 2003 г.]
— Привет! Мы не виделись целую вечность! — восклицаю я. — Как дела?
Он приветливо здоровается со мной. Все это время мой друг был очень занят, но не забыл про расследование. Ему есть, что рассказать.
Я, Макс Робеспьер рассказываю Светик, что мне удалось узнать. Начинаю я с Бланки Легран и Мирабо. Именно он волнует меня больше всего.
— Выходит, все не так просто, — говорит ребенок. — Мирабо под подозрением!
— Да, ты права, — киваю я. — Рано вычеркивать графа Мирабо из списка подозреваемых. Морьес знал о его связях с двором и шантажировал. Мне говорили, он очень любил деньги.
— А как ты догадался о шантаже? — интересуется она.
Я с радостью перехожу к пояснениям:
— Ну, во–первых, мне показалось странным, почему Морьес рискнул одолжить деньги Сенару, ведь он, как опытный кредитор, знал — такой человек не сможет вернуть долг. Потом эта фраза мадемуазель Легран: «Я так много для него сделала!» Как она могла помочь Сенару? Легран была агентом Мирабо. Она попыталась утаить это от меня, но волнение скрыть не смогла. Тогда она любила Ива Сенара и решила ему помочь. Бланка смогла уговорить Морьеса дать ему денег, но только в долг. Легран обменяла заем на тайну Мирабо.
— Она очень рисковала! — восклицает Светик.
— Да, это так. Но она была влюблена, — говорю я.
— Надо было Легран поторговаться, может, Морьес дал бы ей деньги безвозмездно, — предполагает она.
— Она могла бы этого добиться, — говорю я, — но, увы, мадемуазель Легран не обладает острым умом. Куда ей тягаться с хитрым дельцом Морьесом.
— Похоже, ты исключил эту женщину из списка, — интересуется Светик.
— Никак нет, — заверяю я. — Наоборот, я подозреваю ее еще больше. Может, Морьес решил доложить Мирабо, что это она все ему рассказала, тогда у Легран не было другого выбора. Если бы Морьес выдал Легран, ей бы не поздоровилось. В таких делах подобных выходок не прощают.
Светик кивает.
— А как Камилл? — спрашивает она. — Он так же намерен продолжать расследование?
— Нет, — смеюсь я. — Ему это дело ему уже наскучило, как старая игрушка. У Камилла одна идея быстро сменяет другую, он нашел себе какое–то новое занятие.
— Это на него похоже, — улыбается Светик.
Я, Светлана Лемус, и мой друг Макс сидим за столиком в кафе де Фуа. К нам подходит… Теруань, я борюсь с желанием залезть под стол. Она улыбается:
— Я могу похитить Светик на минутку? Светик, прости, что отрываю тебя.
Я соглашаюсь. Раз уж рядом Макс, она меня бить не будет. Мы отходим к окну.
— Прости меня, — говорит Теруань.
Ее голос звучит искренне. Ей действительно совестно за содеянное. Что мне остается делать? Я давно ее простила.
— Надеюсь, ты никому не рассказала? — спрашивает она.
Я улавливаю волнение.
— Нет, — говорю я. — Ябедничать не в моих правилах.
Хм… мне кажется, что она боится, что об этом случае узнает Поль.
Мы приятельски прощаемся.
Странная эта Теруань. Не понимаю, что я ей сделала? Почему свои вспышки гнева она направляет на меня! Нет, я не злюсь не Анну, я просто хочу быть от нее подальше и никогда не оставаться с ней наедине. Иначе, она меня покалечит. Как знать, может, именно эту цель она преследует. Тогда зачем извиняется? Для очистки совести? Ходят же люди на исповедь к священникам. Аналогичный случай.
Нет, она действительно раскаивается. Это видно по глазам.
Я возвращаюсь за стол.
— Она тебя ударила, а теперь извиняется, — говорит Макс. — Так же, как в случае со стрельбой.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.
Нет, я не удивляюсь. От Макса ничего не скроешь.
— Ты сегодня напудрилась, это впервые. А то, что ты стреляла, видно было по запястьям. Я знал, накануне ты была в компании с Теруань. Кто же еще мог заставить тебя выстрелить. Это не важно. Я же дал тебе совет держаться от нее подальше!
— Я бы рада! — вздыхаю я. — Но она везде!
— М-да, верно. Просто старайся поменьше попадаться ей на глаза. Да, Теруань не подлая. Она эмоционально неуравновешенна и не может контролировать себя. Потом, конечно, ей становится стыдно, но какое это имеет значение, когда дело сделано.
Я с ним согласна.
— Но почему она вела себя так? — спрашиваю я. — Что я ей сделала?
— Светик, ты тут совершенно не при чем, — поясняет Макс. — Она злится, что у нее нет твоих добродетелей. Она грызет себя.
— Моих добродетелей? Но ведь у нее и так полно качеств, делающих ее героиней! — восклицаю я.
— Обычно люди хотят все и сразу, — Макс разводит руками. — Особенно женщины.
— Верно, — соглашаюсь я. — Даже я этим грешу, но я хотя бы на людей не кидаюсь. Ладно, не будем об этом. Как насчет других подозреваемых? Байи, например.
— Сдается мне, что он взял в долг, дабы покрыть растрату в городской казне, — предполагает Макс. — Морьес догадался об этом и шантажировал.
— Опять шантаж! — восклицаю я.
М-да. Вот это делец. Своего не упустит.
— А Ретиф? — спрашиваю я. — Кажется, он тоже вернул долг.
— Верно, — говорит Макс, — но он очень своеобразный человек. Меня удивило рассуждение Ретифа о зле и смерти. Бог знает, какой смысл он вложил в эти слова.
Мне становится страшно.
— Ну, мне пора, — грустно говорит Макс. — Жаль покидать такую милую собеседницу.
Я, Максимильен Робеспьер, прощаюсь со Светик. У меня на сегодня много дел. А с убийством… Мне придется, пользуясь этими ничтожными фактами разгадать тайну… Я погружаюсь в размышления. Я вспоминаю слова подозреваемых, предметы, сопоставляю мотивы. Постепенно ко мне приходит долгожданная догадка. Так бывает всегда, когда человек долго размышляет над одним вопросом. Ответ приходит как бы сам собой.
— Как все просто! — восклицаю я.
Я, Светлана Лемус, возвращаюсь домой. Сегодня мы с Полем идем на очередной прием. М-да, это в последний раз! Все! Чувствую, эти приемы меня доконают.
Мне еще надо переписать статьи, я должна успеть до вечера, ведь после буду очень уставшей.
Недомогание дает о себе знать. Нельзя сразу после болезни брать от жизни все. Я выпиваю горький порошок. Как не хочется работать! Я решаю просмотреть газеты. Вообще–то я терпеть не могу газеты, но сейчас чтение газет необходимо. Обычно я просматриваю только заголовки. Так я решаю поступить и в этот раз.
Я листаю газету. Натыкаюсь на жирный заголовок: «Теруань атакует иностранцев», автор некий мсье Сюло. Мои руки холодеют, сердце стучит. Я отбрасываю газету. Хожу по комнате. Не могу удержаться и вновь принимаюсь за чтение. Сюло пишет об отношениях Поля и Теруань, прямо, уверенно, без намеков. Тут есть и про меня. Писака говорит, что я по неопытности своей связалась с Очером. Далее идут предположения, что, возможно, я ему нравилась, но соблазнительная амазонка победила невинную Гебу. Теперь Поль Очер готов на все ради любовницы. Далее намек… уж не в корыстных ли целях он встречается со мной?..
В общем, Сюло выставил меня наивной идиоткой, Поля лопухом, которого окрутила развратница, а Теруань коварной соблазнительницей — хищницей.
Я откладываю газету. Ни о какой работе не может быть и речи. Нет, дело не в том, что он выбрал Теруань. Самое страшное, что он меня использовал. Да, как я сразу не догадалась! Теруань — подозреваемая в убийстве. Макс расследует убийство, я — друг Макса, я все знаю. Да, Поль видится со мной, чтобы узнать про расследование. Понятно, почему он слушает мои россказни! А я — дура — вообразила невесть что!
Мне остается только плакать, уткнувшись лицом в подушку.
Я, Светлана Лемус, вхожу в зал. Поль сопровождает меня, он явно взволнован. Я стараюсь не показать своих расстроенных чувств. Слишком много чести. Я твердо решила — это наша последняя встреча. Потом я буду ссылаться на дела, как–нибудь выкручусь. Нет, я не испытываю ревности, только горькую обиду. Мне воткнули нож в спину.
Представление начинается не очень весело. Точнее, со скандала. Теруань выясняет отношение со своим спутником.
Мсье что–то говорит Теруань, вернее, кричит. Я слышу только набор обидных слов. Она тоже не остается в долгу. Теруань выхватывает пистолет из–за пояса. У меня появляется нехорошее предчувствие. Я пытаюсь сообразить, что делать, но не могу.
— Ты не выстрелишь, — смеется человек. — Не выстрелишь. Ты можешь только хвастать! Трусиха!
Раздается выстрел. Мсье хватается за плечо и садится на пол. В зале воцаряется молчание, которое нарушает крик потерпевшего:
— Арестуйте ее! Она хотела меня убить!
Среди гостей оказался доктор, он перевязывает мсье рану.
— Это не я вас ранила! — кричит Теруань. — Не я! Я целилась в сторону! Я еще ни разу в жизни не промазала!
Вдруг ко мне приходит догадка. Так всегда бывает. Из самых глубин памяти всплывает нужная мысль. Я медленно иду к стене, смотря в пол. Потом внимательно осматриваю картинную раму, саму стену. О, чудо! Я нахожу, что искала! В стене застряла пуля.
